Читать книгу "Шпионаж: война без тыла и фронта - Игорь Григорьевич Атаманенко"

экономики и воссоздания армии, уточнить ее структуру, финансирование, вооружение, возможные планы по проведению совместных с США учений и боевых действий в Юго-Восточной Азии.

В каких условиях «Халефу» и «Бир» пришлось добывать информацию для Центра можно оценить, ознакомившись с шифртелеграммой Рихарда Зорге, отправленной им из Токио в Москву в 1940 году:

«В 1939 году японский парламент принял новый закон против шпионажа, предусматривающий еще более широкое применение смертной казни. Одновременно расширялись полномочия контрразведывательной службы. Населению усиленно внушалось, какую огромную опасность представляют шпионы.

С этой целью устраивались выставки, на которых демонстрировались экспонаты, показывающие вероломные и преступные, с точки зрения японцев, методы работы иностранных шпионов. На улицах расклеивались тысячи плакатов, призывающих к бдительности, устраивались антишпионские дни и недели. Антишпионские лозунги печатались на спичечных коробках и выставлялись в витринах магазинов. Охота за шпионами превращалась в искусственно насаждаемую манию.

Пресса, радио и официальные лица постоянно призывали каждого японского мужчину, женщину и ребенка быть настороже, искать шпионов и сообщать обо всем, что вызывает хотя бы малейшее подозрение. В результате такой обработки население питало к иностранцам, особенно к европеоидам, беспримерную ненависть. А за всем этим стоит кэмпэтай – японское гестапо, наводящее ужас не только на иностранцев, но и на самих японцев…»

Первый блин

В поиске лиц, с кем можно было установить знакомство для последующего перевода его в вербовочную разработку, «Халеф» посещал небольшие кафе и закусочные в квартале правительственных учреждений Токио. Эти «точки общепита», как правило, не имели названий, а их вывески – «суси», «темпура» – указывали на основное блюдо заведения. «Халеф» стриг их под одну гребенку – называл на один лад: «сусичные».

Однажды разведчик наведался на политический семинар, где рассчитывал встретить служащих МИДа и других интересующих Центр объектов. После семинара в ближайшей «сусичной» был организован коктейль, где «Халеф» познакомился с молодым элегантным японцем, с важным видом стоявшим в центре зала. Официантки проявляли к нему особое внимание, часто подходили и кланялись, из чего «Халеф» заключил, что он – чиновник крупного калибра. Под занавес они обменялись визитными карточками. К вящему разочарованию разведчика на карточке японца не было указано место работы – лишь фамилия, имя и телефон.

Японец, назовем его Ямомото, охотно встречался с «Халефом», но на расспросы о роде своих занятий замолкал, отвечая традиционной японской улыбкой. Их беседы носили общий характер, но едва речь заходила о политике, Ямомото выказывал хорошее знание предмета. Именно это обстоятельство разжигало охотничий азарт «Халефа».

Встречи всегда проходили в «сусичных», но что характерно: «Халеф» приглашал японца в разные, а тот – в одну и ту же, расположенную рядом с залом, где когда-то проходил семинар. Там Ямомото никогда не расплачивался наличными, а подписывал счета. Спустя три месяца «Халеф» знал о Ямомото все, вплоть до увлечений его жены, но только не место его работы!

«Бир» высказала предположение, что «Ребус» – так она прозвала японца – может работать где-то рядом с той «сусичной», куда он все время приглашает. И наутро лично провела рекогносцировку. Каково же было ее изумление, когда в ста метрах от указанной мужем «сусичной» она обнаружила офис… токийской контрразведки!

В Центр ушла радиограмма с вопросом: как быть дальше? Ответ получили быстрее, чем ожидали. Но не из Москвы.

В ходе очередного визита в опостылевшую «сусичную» японца вдруг отозвала в сторону какая-то женщина и стала показывать сметы и счета. Из обрывков фраз «Халеф» понял, что в «сусичную» нагрянул налоговый инспектор, который требовал ответа на какие-то вопросы. «Ребус» извинился и скрылся в кабинете, на двери которого красовался иероглиф «ШЕФ».

С сожалением – даром потрачены три месяца! – «Бир» констатировала: японец был хозяином той самой «сусичной», но не хотел в том признаваться. Она потрепала мужа за ухо и назидательно произнесла:

– Ты помнишь, Шамиль, как нас научили реагировать на подобные казусы?

– Ну-ка, напомни…

– Надо трижды вслух и осознанно сказать себе: «Не спотыкается только червяк. Да и вообще, я никогда не думаю о себе плохо!»

– Действительно, дорогая, у нас были мудрые наставники!

Схватка в закусочной

В тот майский день «Халеф» припарковал машину у «сусичной» напротив американского посольства. Взгромоздился на высокий стул у барной стойки и услышал за спиной английскую речь с американским акцентом. Обернувшись, увидел троих рослых парней, расположившихся за столом в глубине зала. И вдруг заметил, с какой неприязнью в их сторону смотрит усевшийся рядом с ним седовласый японец.

– Вы знаете, кто они? – обратился он к разведчику.

– Думаю, что это морские пехотинцы, охраняющие посольство напротив… – спокойно ответил «Халеф» и стал внимательно разглядывать собеседника.

– Вы правы! Американскую солдатню я даже по запаху узнаю! – произнес японец, и от злости его глаза-щелочки закрылись совсем.

«Халеф» не успел отреагировать на реплику, как в сторону стойки кто-то из морпехов метнул пустую пачку из-под сигарет. Она едва не попала в японца.

– Совсем обнаглели! Что хотят, то и делают, будто они у себя дома. Ненавижу эту нацию! – седовласый стукнул кулаком по крышке стойки.

Из прослушанного в спецшколе курса «Халеф» знал, что подобное откровение для японца – чрезвычайная редкость. Обычно они умеют скрывать свои эмоции и не выказывать истинных чувств, а уж если японец говорит такое, да еще и незнакомому человеку, значит, у него серьезный счет к американцам и его ненависти нет предела.

«Спасибо вам, морпехи, – мысленно воскликнул “Халеф”, – за стартовую площадку для знакомства и последующей вербовки! Мне остается подлить масла в огонь – и сосед у меня в кармане!»

Доверительно наклонившись к японцу, он вкрадчиво произнес:

– Американцы весь мир считают пустой пачкой из-под сигарет – так и норовят швырнуть его себе под ноги и растоптать солдатским башмаком… Что поделаешь, молодая нация – ни глубоких исторических корней, ни культурных традиций…

– А вы кто?

– Журналист, уйгур, беженец из Китая…

– Значит, мы коллеги. Я тоже принадлежу к миру журналистики! – бодро сказал седовласый.

«Халеф» понял, что брошенные им зерна упали в благодатную почву, когда японец, почувствовав в соседе единомышленника, сделал знак бармену подать саке и две рюмки. Наполнив рюмки, заговорил громко, с жаром:

– Сегодня ровно месяц, как умерла моя жена… Она жила в Нагасаки, когда американцы сбросили свои бомбы. Они наградили ее лучевой болезнью… Знаете, во сколько обошлось лечение?! А какие это мучения! Теперь вот и мой сын страдает белокровием, его ждет участь моей жены! А эти, – оборот головы в сторону подгулявших америкозов, – не зная горя, веселятся! Они умертвили родного мне человека! Преступники! – закричал седовласый, указывая на американцев.

Морпехи тут же отреагировали на крик: репликами стали подзадоривать японца. В следующую секунду